*Техническая расшифровка эфира
Вступление:
«Внимание, внимание! Внимание, внимание! Внимание, внимание уважаемые товарищи! Городской совет народных депутатов сообщает, что в связи с аварией на Чернобыльской атомной электростанции в городе Припяти, складывается неблагоприятная радиационная обстановка. Партийными и советскими органами, воинскими частями принимаются необходимые меры. Однако, с целью обеспечения полной безопасности людей и в первую очередь детей, возникает необходимость провести временную эвакуацию жителей города в населённые пункты Киевской области. Для этого к каждому жилому дому сегодня, двадцать седьмого апреля, начиная с четырнадцати ноль ноль часов, начиная с четырнадцати ноль ноль, будут поданы автобусы в сопровождении работников милиции и представителей Горисполкома. Рекомендуется с собой взять документы, крайне необходимые вещи, а также, на всякий случай, продукты питания. Руководителями предприятий и учреждений определён круг работников, которые остаются на месте для обеспечения нормального функционирования предприятий города. Все жилые дома на период эвакуации будут охраняться работниками милиции. Товарищи, временно оставляя своё жилье, не забудьте, пожалуйста, закрыть окна, выключить электричество и газовые приборы, перекрыть водопроводные краны. Просим соблюдать спокойствие, организованность и порядок при проведении временной эвакуации».
Валентина Ивакина: Здравствуйте, в эфире радио СОЛЬ и программа «Угол зрения». У микрофона Валентина Ивакина. Вы только что прослушали запись обращения к населению вокруг Чернобыльской АЭС. Напомню, сегодня весь мир вспоминает Чернобыльскую катастрофу. С момента аварии на АЭС прошло 30 лет. С 25 на 26 апреля в 1986 году на четвертом энергоблоке произошел взрыв, затем начался пожар, и случился выброс радиоактивных веществ. В ликвидации последствий принимало участие около миллиона жителей СССР, около 600 советских граждан по некотором данным. Их усилиями на четвёртом блоке был построен саркофаг и удалось минимизировать более-менее последствия катастрофы, но все равно пострадали территории Белоруссии, Украины, и России. Сегодня в рамках нашего обсуждения мы побеседуем с ликвидатором последствий на Чернобыльской АЭС. Он находится у нас на прямой связи — это Николай Сергеевич Егоров.
В.И.: Добрый день! Слышите меня?
Николай Егоров: Добрый день! Слушаю вас.
В.И.: Николай Сергеевич, а вот сегодня по всей России проходят мероприятия в связи с этой датой — 30 лет со дня аварии — вы являлись ликвидатором последствий, то есть видели все своими глазами. Можете описать события тех дней. Как вы попали, вообще, на этот объект? Как перед вами ставили задачу?
Н.Е.: Я могу описать конечно, но потом… Я это заканчивал учиться, учился в строительном институте. Только что закончил строительный институт по специальности промышленное и гражданское строительство. Как раз в этот же год, буквально через несколько месяцев случилась эта трагедия. Но хотя, у нас в институте и была военная кафедра, я получил офицер запаса инженерных войск, и строительная специальность тоже. И нас сразу же призвали через военкомат, призвали на действительно военную службу. Но нам никто не говорил, что мы именно едем в Чернобыль на ликвидацию последствий, но мы уже догадывались.
В.И.: то есть вы догадывались?
Н.Е.: Да, нам предписание было, явиться в Москву по такому-то адресу. Ну выдали билеты на поезд. Почему я говорю «нас»? Нас было семь человек, мы все вместе учились на одном факультете учились, и вместе нас отправили. Явившись по этому адресу в Москве нам дали выдали предписании уже в Киев. То есть уже подтвердилось, то что мы попадаем Чернобыль. В Киеве, по этому адресу находился сборный пункт где формировались, и группа и уже отправляли в Иванковский полк, в который мы получили предписание явиться. Он находился в городе Иванково на Украине. Оттуда там мы оформили все документы и распределили нас по участкам, на которых нам предстояло работать. И уже отправились в Чернобыль. Я как раз попал на тот участок, со стороны, где произошёл взрыв и разрушена стена машинного отделения. Я попал на этот именно участок.
В.И.: То есть самый эпицентр, можно сказать.
Н.Е.: Да. То есть вот эту самую брешь, разлом. В течение трёх месяцев мне предстояло работать и выполнять свой долг, именно на этом самом участке. Я находился, не то что в тридцатикилометровой зоне, а на самой станции. Закрывался на самом центре, где произошла вся эта авария. Я, конечно, не был свидетелем этого взрыва, поскольку я находился в Новосибирске. Но непосредственно все основные виды работ до закрытия этой станции, 4 октября, по-моему, было закрытие. Я вот июль, август, сентябрь находился и выполнял работы там.
В.И.: То есть через несколько месяцев после аварии, когда вы прибыли туда, вы, наверное, уже догадывались, что именно на место где произошла катастрофа, вас доставили. Для слушателей ещё раз напомню, что после аварии на Чернобыльской АЭС была объявлена 30 километровая зона отчуждения, откуда эвакуировали порядка 100 тысяч человек, то есть вы, когда прибыли все местное население было уже эвакуировано.
Н.Е.: Да, там уже находились специалисты, которые уже приступили к ликвидации последствий аварии, а население уже практически не было. Были, некоторые люди не захотели уезжать, и были люди и жили в Чернобыле. Припять была мертвой закрытой зоной. Город Припять, там вообще никого не было. Оттуда всех убрали, а Чернобыль ещё всё-таки был населён. Там люди были.
В.И.: Расскажите какие работы вам приходилось проводить? В каких условиях это все велось?
Н.Е: Работы выполнял непосредственно — это принимал бетон. Нужно было закрывать эту брешь. В основном все бетонировать. То есть выставлялась опалубка и толстым слоем бетон, по-моему, 11 метровая толщина бетона, и лили, лили бетон. Круглые сутки, по 24 часа в сутки, без выходных. То есть рабочий день у нас был восьмичасовой, но в три смены. Первая, вторая, третья смены через неделю менялись, потому что постоянно находится трудно. И в основном принимали бетон, вся техника в основном была импортная. Бетононасосы немецкие, плосмассеры и шланги и бетон доставлялись. Моя задача была непосредственно работать с людьми, то есть принимать бетон и укладывать его туда, куда необходимо. То есть в опалубку и бетонировать, закрывать вот эту брешь. Вот и вся основная работа, то есть круглые сутки два бетонных завода работали чисто на эту станцию и принимали бетон. Это первая работа и вторая работа мы готовили площадку под кран «Симак», который непосредственно монтировал саркофаг. Эту конструкцию монтажники собирали на земле. А кран немецкий, грузоподъёмность его очень большая, около 500 тонн, и ему требовалась ровная площадка. Вот мы и готовили площадку. Вот тоже такую работу выполняли. Вот эти два вида работ мне непосредственно приходилось выполнять. Каждый день я находился на станции, проходил через неё, каждый день. 90 суток изо дня в день. Вот такую работу я выполнял.
В.И.: Я напоминаю, на прямой связи и снами находится Николай Сергеевич Егоров, ликвидатор последствий на Чернобыльской АЭС. Николай Сергеевич, вот основной вопрос, который звучит в прессе, что вот не говорили про опасность ведь да?
Н.Е.: Ну про опасность не говорили, но мы люди образованные и понимали, что это радиация, то что кроме этой радиации гаммы лучей, от которых защититься практически, совершенно невозможно. Мы понимали, что в воздухе были ещё куча всяких альфа, бета-частиц, которыми мы дышали там, находясь круглыми сутками, в течение 90 суток. И об этом речи конечно не было. Выходя на работу, приезжая на станцию, нам выдавались карандаши, которые тестируют дозу только облучения, она не должна была превышать в смену одного рентгена. Это считалось минимальной безопасной нормой. То есть если ты рентген набираешь себе в смену, все работать ты уже не можешь, находишься в бункере все оставшееся время. Больше одного рентгена ты набирать не должен. И больше 20 рентгенов за все время там нахождения. Набираешь 20 рентгенов и тебя выводят из тридцати километровой зоны. Вот такие там были условия.
А вот об опасности в работе разговоров ничего не было. О последствиях тоже ничего, честно говоря.
В.И.: Получается вот эта палочка, которая фиксировала рентген — это как своеобразное средство защиты.
Н.Е.: Это не средство защиты. Это на будущее, когда мы оттуда уезжали, как положено, всем военнослужащим в военном билете у атомщиков, подводников, это все фиксируется — доза радиации, которую я там получил. То есть это то что я там находился. Потому что понятно, что с атом вреден для здоровья и это для дальнейшей жизни мне. И то что я на пенсию ушёл раньше, с 50 лет и расчёт пенсии там другой, то есть это уже на будущее. Вот для этого было все нужно.
В.И.: А какие были средства защиты?
Н.Е.: Никаких.
В.И.: Никаких. То есть только вот идёте…
Н.Е.: Никаких средств защиты. Единственное, после смены мы шли в душевую, принимали душ, все с себя полностью снимали и сдавали. Это шло на специальную обработку. Получали взамен новую. Каждый день мы меняли полностью — одежду, обувь, все. Также обрабатывалась техника. На автобусе, котором мы ездили на станцию. Естественно, мы жили не на самой станции, и не в Чернобыле мы жили, это в 120 километрах от Чернобыля и нас каждый день туда возили. И все: автобус, техника, все это проходило ежедневную санитарную обработку. Также ежедневно мы сдавали кровь, перед тем как прийти на станцию, за нами следили. Если в кровь какие-то серьёзные ухудшения- нас тоже выводили из 30-километровой зоны. Были и такие случаи. Вот так все это дело происходило.
В.И.: Вы говорите, что получается вы фактически знали про опасность, которая на вас нависла, но всё равно продолжали ежедневно выходить на работу.
Н.Е.: Нет, ну, а как же не выходить? Это был долг, и я принимал присягу. Я же присягу принимал, я был обязан защищать, выполнять этот долг перед родиной. Я же принимал присягу. Я был военнослужащим, офицер запаса, старший лейтенант запаса. Я там старшего лейтенанта получил, был лейтенантом стал старшим лейтенантом. Опасно это было или нет — это также был режим военного времени. Это также, как и во время войны. Опасно же было, что убьют тебя или нет, также и здесь. Это считалось военное время, абсолютно. Сейчас, после этого мы были приравнены к ветеранам отечественной войны по всем льготам, это впоследствии было. Это после уже.
В.И.: Но вот логичный вопрос, который возникает — наверняка же было страшно?
Н.Е.: Вы знаете, не столько страшно, сколько было интересно. Когда в первый же день после Иванково нас привезли на станцию, чтобы познакомить с ситуацией, познакомить с людьми, как и где мы будем работать. Мы переглядывались и смотрели — ну какое ощущение, что такое радиация? Мы понимали, что её нельзя почувствовать, она не имеет ни цвета, ни запаха, ни вкуса, ничего. А как это все переносится. Мы понимали, что она вредная для здоровья. Нет, все нормально. Просто некомфортное было самочувствие. Мы понимали, что ты находишься в опасной зоне, понимали, что ты сейчас получаешь облучение, дышишь воздухом, вредным для здоровья, а так ну молодые люди ещё, молодые ребята ещё после института. И отношение было такое несерьёзное где-то иногда. Любопытство больше брало.
В.И.: Ну вот слушатели спрашивают: «Говорят, радиация пахнет ржавым железом?
Н.Е.: Не знаю, может быть.
В.И.: Ну это так — шуточки. Ещё есть такая информация, что в то время, пока вы были на объекте приезжали звезды различные с развлекательной программой, например, Пугачева. То есть даже такое было?
Н.Е.: Было. Лично, я, ходил на концерт. На концерт Пугачевой, да. Она концерт давала в чистом поле, сделали сцену. И чтобы лучше было видно я на машину забрался, смотрел. Валерий Леонтьев приезжал. Леонтьев давал концерт в самом городе Чернобыле, в одном из дворцов культуры. Розенбаум давал концерт в нашем пионерском лагере, в котором мы жили. Вот я на этих концертах был и сам непосредственно слушал эти концерты. Это было.
В.И.: Были какие-то интересные истории, необычные случаи пока вы работали на АЭС.
Н.Е.: Да, случаи были различного рода. Были и трагические случаи, были неординарные. Были и такие забавные случаи. Ну по одному примеру от каждого. Трагическое — это когда мы ехали на автобусе на работу, то при нас видно было машина въехала в жилой дом, видно водитель за рулём уснул. Съехал с дороги на обочину, в огород дома и въехал в жилой дом. То есть вся передняя часть машины оказалась в жилом доме. Последствия конечно мы не знаем, продолжали движение. Но я непосредственно был свидетелем. Такой случай был. Неординарные — это уже во время работы на станции. Ко мне пришли, как раз в моё дежурство, попросили о помощи — людей дать. Тепловоз сошёл с рельс. Нужно было снова его поставить на рельсы. Нужны были люди. Пришёл, кстати, генерал, попросил. Я сначала не знал, у него сверху была обыкновенная спецовка, а потом выяснилось, что это генерал был. На домкратах вытащили этот тепловоз и люди шпалы под него пододвинули и снова поставлю на место. Так вот случай был. К нам не имел отношения, просто помогли коллегам, которые там находились. Из забавных случаев были и забавные. Это когда мы площадку готовили непосредственно под кран. С людьми я работал, и на нас едет бронетранспортёр. Машина, она прямо шла на нас. Я вышел навстречу и стал махать рукой, показывал, чтобы он объехал нас стороной, а он не останавливается и едет прямо на нас. Я людей убрал, вижу, что он не останавливается, проехал. Я по рации сообщил начальнику участка, объяснил ситуацию. Он посмеялся надо мной, говорит: «Там новая техника без водителей, управляется дистанционно, поэтому у вас там никого не было, вас никто не видел. Вы просто попали в мёртвую зону. Через мониторы, там сидит человек, который им управляет и вас он просто не видел. Он управляет машиной из далека.» Вот такая ситуация была. Нас чуть не сбила, а водителя там, оказывается, не было, что она управлялась дистанционно. Вот такой случай был забавный.
В.И.: Интересная история. Это получается такую технику использовали, чтобы людей не впускать на эту территорию.
Н.Е.: Да, чтобы не впускать. Потом и для нас это было впоследствии. Первое время не было, а потом у нас камеры поставили везде. И я людьми управлял сидя у монитора, руководили парадом. То есть камера стояла на самом высоком месте, а она охватывала большую часть территории на каждом участке. На нашем участке, я по рации уже перед монитором сидел и по рации говорил куда кому идти и что делать. Это уже в конце, на третьем месяце, вот такой уже был.
В.И.: Что было после этого срока в 90 дней, я так понимаю, что история на этом не заканчивается, после того как вы приехали домой.
Н.Е.: Домой я не приехал. Поскольку я был военнослужащим и был призван на действительную военную службу, я ещё попал на действующую атомную станцию в город Омск. Там старенькая станция. И я там ещё дослуживал до одного года. Там ещё 9 месяцев дослуживал на этой действующей атомной станции. Также выполнял строительную работу. На домостроительном комбинате также работал прорабом, офицером также находился. А потом я заболел и очень серьёзно и очень сильно. 1987−88 год я два года проболел, практически.
В.И.: Это связано как-то с Чернобылем?
Н.Е.: Да. Это было связано с Чернобылем. У меня резко ухудшилась кровь. И вот с тех пор у меня проблемы с кровью.
Мне тут и школа помогала, родители естественно. Школа меня на работу к себе взяли, потому что я работать не мог. Они взяли меня. Я преподавал черчение, рисование. Хоть какую-то работу выполнял. Год я пролежал вообще не двигался, а потом уже немножко стал приходит в себя, в школе подрабатывал. Вот так я два года проболел, потом все нормализовалось. Все стало нормально.
В.И.: Удивительная история. Получается так быстро радиация начала действовать в организме. Так что вот вы говорите, что через год.
Н.Е.: Да, потому что, когда мы летели на самолете из Киева до Новосибирска, потом в Томск, у нас с одним человеком, нас было тридцать человек, оттуда летело, с одним человеком стало плохо. Его прямо у трапа самолёта забрала скорая помощь. Его пересадили в самолёт до Москвы. Что с ним случилось не знаю, жив ли он или нет? Ему было очень плохо и практически он потерял сознание в самолёте. Вот такой случай был.
В.И.: Вы, как ликвидатор последствий на Чернобыльской АЭС получаете какие-либо бонусы, поддержку от государства.
Н.Е.: Да, конечно. У нас льготная пенсия, у нас льготные лекарства. Оплата денег дополнительная. Естественно, различные льготы по налогообложению, по квартплате и все такое. Первое время, в так называемые советские времена нам и мебель давали, в очередь на квартиру ставили, в очередь на машину там и все такое. Но машину и квартиру я, конечно, не получил, я сам заработал. А так кое-что… продуктами нас обеспечивали дефицитными. Такое было. И с 50-ти лет я ушёл на пенсию.
В.И.: Есть ещё один вопрос от радиослушателей — были ли какие-то препараты, которые рекомендовали врачи, чтобы бороться с последствиями от радиации. Может быть, есть какие-то народные средства.
Н.Е.: Нет. Для борьбы с последствиями радиации никаких препаратов не было. Единственно чем оберегались — это у нас были марлевые повязки. Чтобы как меньше грязным воздухом дышали и чистое белье. Но знаете, тело проверяли, чисто для любопытства — на теле радиации нет, тело было абсолютно чистое. Такого не было что я приехал оттуда и от организма исходит радиационный фон — такого нету. То есть организм не сохраняет и не воспринимает. Там может быть все внутри пропитано, а вот организм уже не выделяет эту радиацию. Я не опасен для окружающих. Нету от меня радиационного фона. А сейчас уже непосредственно моя болезнь, мне уже постоянно требуется железо таблетки, я вот потребляю железосодержащие таблетки. То есть нет железа в крови. Одна из причин — у меня низкий гемоглобин и вот железо не хватает в крови.
В.И.: Спасибо, да продолжайте, я просто думала вы закончили.
Н.Е.: Слушаю вас.
В.И.: Как раз про народные средства вы хотели добавить или про что?
Н.Е.: Народных средств как таковых не было и мне ничего, и никто не предлагал. Единственно вот предлагали в своё время делать переливание крови, но я отказался. Но вот сейчас я уже без этого жить не могу. По крайней мере, за последние два года я уже два раза в реанимации был. Последний раз в феврале месяце и без переливания крови, в феврале очередной раз делали переливание, без этого я уже просто жить не могу. У меня уровень гемоглобина падает до низких пределов. Врач сказал до таких пределов, что практически уже не живут. У меня уровень 14 единиц при норме гемоглобина 120, при таком уже теоретически не живут. Но вот дважды повезло. Но сколько это ещё продлиться — не знаю.
В.И.: Остаётся пожелать вам только крепкого здоровья, оптимизма, не сдавайтесь.
Н.Е.: Ну без этого никуда, куда же без оптимизма.
В.И.: Вот единственно ещё один вопрос остаётся: Многие ветераны, многие ликвидаторы последствий на Чернобыльской АЭС жалуются, что недостаточно внимания от государства.
Н.Е.: У меня просто такой характер, я никогда ни на кого не жаловался, никогда никого не просил о помощи. То, что положено беру, остальное все сам стараюсь делать. Никогда никого не прошу о помощи. Даже мне плохо, чувствую мне плохо, все, до последнего уже затягиваю, когда уже увозят не в больницу, а в реанимацию. Поэтому такой характер у меня. Нехороший дед, наверное, нехороший для кого-то. Но я ничего не могу с собой поделать. Никогда не жаловался в жизни. Философски отношусь к жизни — то что предначертано судьбой, так оно и есть. Что ни делается, то к лучшему. Вот так и живу. Пока еще живу. Слава богу.
В.И.: У вас за спиной теперь есть уникальный опыт, то что можете рассказывать потомкам об этом. Конечно никому не пожелаешь пережить такое вновь, но тем не менее как бы историю не отменишь. Спасибо большое что побеседовали с нами в эфире радио СОЛЬ.
Н.Е.: Конечно. Спасибо.
В.И.: Напоминаю нашим экспертом был Николай Сергеевич Егоров — ликвидатор последствий на Чернобыльской АЭС.
Сейчас мы выходим на связь с ещё одним экспертом — председателем регионального отделения «Союз Чернобыля» в Ростове-на-Дону. Как только мы выйдем с ним на связь сразу же продолжим беседу. Пока же напомню, что наша сегодняшняя передача посвящена годовщине катастрофы на Чернобыльской АЭС. С момента аварии прошло уже 30 лет. Сама авария произошла 26 апреля в 1986 году на четвёртом энергоблоке произошёл взрыв. Начался пожар, случился выброс радиоактивных веществ. Тогда в зону отчуждения попало 30 километров, то есть были тридцатикилометровая зона отчуждения, было эвакуировано около 100 тысяч человек, а в ликвидации последствия в аварии принимало участие около 600 тысяч человек. И усилиями этих людей, в числе которых был и наш сегодняшний эксперт Николай Сергеевич Егоров. Усилиями этих 600 тысяч человек, над четвёртым блоком был построен саркофаг. Правда, как многие СМИ сообщают — станция всё равно продолжала функционировать аж до 2002 года, несмотря на произошедшую там катастрофу и вырабатывала там энергию для Украины. Многие ликвидаторы получили сильнейшее облучение. Многие погибли, многие остались инвалидами, заболели раком и теперь борются за жизнь, за своё здоровье. Сегодня по всей России пройдут траурные мероприятия днём. Сегодня вечером во многих регионах они продолжатся.
Также у меня на руках есть данные опроса ВЦИОМ, который был также посвящён событиям тридцатилетней давности в Чернобыле. Как сообщают эксперты ВЦИОМ: «Спустя тридцать лет после аварии на Чернобыльской АЭС скепсис в отношении развития атомной энергетики сменил оптимизм, основанный на уверенности в высоком уровне безопасности современных атомных электростанций».
О чём говорится в опросе? То, что сегодня 58% Россиян одобряют развитие атомной энергетики. В 1990 году этот процент равнялся 14%. Такой был показатель. 73% Россиян уверены в безопасности современных атомных электростанций и 64% считают крайне маловероятным повторение аварии подобной взрыву на Чернобыльской АЭС.
И как мне подсказывают, сейчас мы сможем поговорить с нашим экспертом, председателем регионального отделения «Союз Чернобыль» в Ростове-на-Дону, Александром Филлипенко. Он у нас на связи.
Александр? Александр, здравствуйте!
Александр Филипенко: Да я слушаю вас!
В.И.: Вы в эфире радио «Соль». Меня зовут Валентина. Вот расскажите пожалуйста, какие мероприятия сегодня проходили в вашем регионе, посвящённым тридцатилетию со дня аварии на Чернобыльской АЭС.
А.Ф.: Но мы сегодня открыли мемориальный комплекс чернобыльской славы, который символизирует о совершенном подвиге не только нами, но и всеми семиполатинцами, майкопцами. Людьми, которые сделали ядерный щит, людей, которые пострадали погибли или получили облучение — это все люди, которые моряки, подводники. Это огромнейший комплекс, который создан во славу и во имя этих людей, павших и живущих на сегодняшний день. Это огромный мемориальный комплекс. Композиция скульптуры состоит из трёх частей. В середине стоит воин на полусфере земли, от атомной станции разгорается пламя, и он стоит и прикрывается рукой и на руку, даже на лацкан гимнастёрки, попадает пламя. Вот. Справой стороны если смотреть на наш памятник, стоит колокол, символизирующий набат колокола о том, что случилось и может случиться. Поддерживает три правые руки, человеческие. А внизу этих рук, ещё по 48 маленьких рук, как будто символизирует из земли, поддерживают эти руки колокол. С левой стороны находятся атом, расщепление атома: гамма, альфа, бета. Вот какое красивое это. И стендовая стена, на которой написано — «Память героев чернобыльцев». Почему героев чернобыльцев — потому что все ребята, которые я перечислил — семипалатинцы, творовцы, они приравниваются к нашему закону. У них уже нет постановления, теперь в нашем законе. На территории Ростовской области 24 тысячи человек, которые принимали участие. Из них половина умерли. У нас их вдовы числятся в организации. Всего в нашей организации, которую мы защищаем и представляем — 30 тысяч человек со всеми переселенцами, поровцами, семипалатинцами, майкопцами и тому подобное.
В.И.: У вас же была какая-то сложная предыстория с установкой мемориала, то что не хватало средств в какой-то момент.
А.Ф.: Вы знаете, мы попали в такой цейтнот, когда начались все украинские события, куда там это… А Ростовская область, вы сами знаете, граничит с Луганской и Донецкой областями и все вот эти беженцы, вот эти люди, которые пошли — им нужно было помогать. Они приехали сюда, мы их обустраивали, из средств Ростовской области, из бюджета. Москва вроде обещала центру помогать, но помогали, знаете так искренне, душевно и хлопая в ладоши. У нас в связи с этим получилась небольшая задержка. Почти что в полтора года. Вот когда все это дело ослабло и более-менее настроилось. Каким-то образом и с людьми разобрались, оказали им помощь. Но беда людей — Украину мы спасали, да, Белоруссию, весь мир и Европу спасали от этого. И в этот раз спасали, оказали помощь и тогда в Чернобыле спасали и сейчас. Поэтому немножко получились затруднения.
Но мы не расслаблялись, мы собирали средства. Пожертвования оказывали люди, бабушки и мы сами чернобыльцы в шапку кинули. Администрация помогала, город помогал в особенности Горбань Сергей Иванович — мер новый, был вице-губернатором Ростовской области. Тоже под его руководством мы все это делали. Потому что тяжело строить просто так, должно быть административное влияние. И зная то, что у нас такая армада людей, мэр города Горбань Сергей Иванович очень сильно нам помог в этом вопросе. Поэтому мы сегодня о нём говорили и открыли памятник настолько грандиозно. Мы сегодня со всей Ростовской области собрали людей, все председатели приехали. У нас 54 организации, мы съехались, и было около 4−5 тысяч человек. Но это только делегаты были. Мы не могли, невозможно собрать на такую площадь такое количество людей, которых сегодня мы на территории Ростовской области мы защищаем и охраняем.
В.И.: Вот от чего защищаете? Какие проблемы сегодня стоят перед людьми.
А.Ф.: Ну как проблемы. Как у всех обыкновенных людей проблемы. И плюс к тому, что этот злополучный 122 закон, который приняла наша Дума, одобрила и лишила нас всех льгот. Практически заменила монетизацию, а получалось 10 процентов. Получается двести процентов забрали, а 10% дали. Вот с чем мы боремся постоянно об этом говорим. Афишируем и получается то что никакого сдвига нет. Сейчас мы собрали международный форум «Союза Чернобыльцев» России, вместе выдвинули требования президенту, как раз, перед 26 апрелем. Чтобы они с Государственной думой и вот эти ведущие фракции, занялись этим законам и всё-таки отнеслись к людям по-человечески. Потому что люди заслуживают этого. Наши чернобыльцы, которые с честью выполнили свой долг перед родиной, перед советским союзом, и перед своим народом, и перед всем миром.
В.И.: Это вы получается от своего региона написали обращение или объединившись с другими регионами России.
А.Ф.: Нет. Мы собрались 6−7 числа в Москве на Международный форум. И на этом форуме были и с Израиля, и мы все решаем все вопросы всего нашего Чернобыльского движения. Непосредственно обратились к президенту, верховному председателю правительства и самого уже старому и новоизбранному в Государственной думе по решению в этих вот вопросах. Есть специальное наше решение, постановление, выдвинутые вопросы, которые должны решать, вот таким образом. Нет ни одна Ростовская область. Это Россия, президент «Союза Чернобыля» Гришин, который возглавляет международный отдел, и возглавляет в Российской Федерации.
В.И.: Можете вкратце перечислить требования, которые вы выдвигаете, то есть помимо поправок насчёт выплат. О чём ещё речь идёт.
А.Ф.: Речь идёт о мерах, о лекарствах, о высокотехнологических операциях, о сопутствующих заболеваниях, которые нас преследует. Самый острый вопрос — нас лишили санаторно-курортных путёвок, то есть путёвок на лечения. Вот вначале нам говорили, что вы получите и начали давать через 2−3 года. А теперь говорят, что каждый нуждающийся в получении путёвки поедет через 10−11 лет. Вот такая получается непонятная история, что у нас отбирают. Это не только эти проблемы. Льготы на оплату коммунальных услуг, самое главное. Мы сейчас столкнулись с такой проблемой, вы знаете на всех нас отразилось. Я уже не говорю за бабушек, за дедушек, которые живут на 5−7 тысяч рублей, платя за коммунальные. Но нас тоже очень здорово отразились все эти санкции на нашу страну. Хотя и говорят, все продукты питания подорожали в семь раз, а наше возмещение вреда и пенсия остались на том же уровне. То, что там они сказали, что повысили — это не соответствует никакой действительности. Поэтому мы сейчас в таком плачевном состоянии. Тоже получаем 12,13,16 тысяч рублей. 15 тысяч рублей это в среднем получает на семью. Можете себе представить. И жены у нас, нам сейчас по 66 -6о лет. Некоторым, за исключением, есть 70−75 лет. Можете представить где мы можем заработать?
Мы живём на то, что нам платит государство. Мы в очень трудном положении. Поэтому все эти вопросы в совокупности мы собрали и выдвинули ряд других вопрос. Раньше был проезд бесплатный на место лечения, проезд бесплатный в любой конец нашей страны можно было поехать, на родину или там, где-то такое. Сейчас нас лишили вообще всех льгот. Закон пересматривался 38 раз и все в худшую сторону. Ни один раз за всю нашу борьбу, за своё существование ни разу закон не приняли, такой чтобы в нашу сторону. Меняли, меняли и наконец до меняли, дошли до 122 закона о монетизации, и сделали нам такую весёлую жизнь.
В.И.: Вы, получается, следите за каждым обновлением, обсуждаем.
А.Ф.: Ну, а как же. У нас есть свои юристы. Ну конечно, следим, сравниваем, сразу делаем обоснование, начинаем рассматриваем, делаем предложение. У нас огромный юридический отдел «Союз Чернобыля России». Мы и Страсбургские суды выигрываем. Все что мы защитили свое, мы добились только через суды.
В.И.: А вот что через суды удалось вернуть, чего удалось добиться таким способом?
А.Ф.: Самый главный вопрос, который стоял, это возмещение вреда и те пенсии, которые нам начисляли неправильно, те коэффициенты, которые применялись неправильно, те заниженные проценты и тому подобное и все такое. Вот в судах мы возвращали свои коэффициенты. Мы провели в судах где-то лет пять и потом, когда у нас была задолженность государства перед чернобыльцами 475 миллионов рублей, мы обратились через Ростовскую область, через губернатора на президента, который решил вопрос. Пять лет мы не получали задолженности по судам, а потом в один миг Владимир Владимирович Путин решил наши проблемы. Нам выплатили такую огромную задолженность всем чернобыльцам России. Вот такие вот трудности, которые нас преследуют постоянно на протяжении всего времени.
В.И.: А вы ведь тоже относитесь к числу ликвидаторов последствий на Чернобыльской АЭС.
А.Ф.: Я первый человек, который был призван в первой группе чернобыльцев в 1986 году от Ростовской области. Я начальник продовольственно-вещевой службы полка 11350. Прожил там три месяца.
В.И.: Расскажите, пожалуйста, про свой опыт. Каким был ваш Чернобыль? Потому что если слушать ликвидаторов, то у каждого своя история. Вот что это было для вас?
А.Ф.: Для меня, как и для всех нас, во-первых, мы никакого не имели представления. Только единственный проблеск был в газетах, на телевидении небольшая информация, что что-то такое случилось. Мы сами ничего не знали, что это такое.
Я приехал из командировки, пришёл домой умыться. Ко мне постучались в 11 часов ночи два милиционера, и майор военкомата. Дали повестку и через пять минут я уже сидел в автобусе. Меня привезли как преступника ночью, в 12 часов, в военкомат, а утром вывезли в часть, где мы сформировали и отправляли нас в Чернобыль. Нормальное явление?
Я считаю, что это ненормальное явление.
В.И.: Что было дальше? Вы не могли никак сопротивляться.
А.Ф.: Дальше, каждый выполнял свои обязанности. Я занимался — переодевал солдат, офицеров в форму, грузили эшелоны. Три эшелона загрузили от Ростовской области. Погрузили теплушках, в складских вагонах и отправились в Чернобыль для ликвидации последствий аварии. Из расчёта того, что мы грузили технику, там никто не знал, что произошло. Думали такое, как в Хиросиме и Нагасаки. Там развалины, людей надо было спасать, почему называется полк гражданской обороны 11350. Погрузили технику, которая нужна была для этих работ, погрузили 150 машин скорых помощей, персонал медицинский 200 человек были призваны, чтобы работали и помогали людям. Когда приехали — там совершенно другое. Там нужно было дать проводить дезактивацию на местности, в посёлках, деревнях, городах. Вывозили смены по 10 человек на атомную станцию, ребят, которые работали на КАМАЗах: подвозили плиты, бетон, подвозили асфальт. Через 10 дней этих ребят, которых возили туда на станцию, мы их забирали, я их отправлял домой. Через 10 дней они получали такую дозу облучения, которая не соответствовала нормам, нахождение при ликвидации последствий аварии. А мы работали, наш основной состав, делали дезактивацию заражённой местности. Мыли дома, меняли крыши, что могли, то и делали. Но после нашей работы через три-четыре дня уровень радиации становился такой же, как и до того, как делали.
В.И.: То есть вы ходили там по улицам со специальными приборами и замеряли показания.
А.Ф.: Нет, мы ходили с лопатами. Мы ходили собирали мусор. На носилках вывозили, снимали землю 15−20 сантиметров, грузили в машины и вывозили в могильники. Мы не ходили с приборами. С приборами ходили дозиметристы — это специальная команда, которая предназначалась для замера уровень радиации на земле и делали замеры где мы проводили работы. А мы в основном выполняли такую работу.
В.И.: Говорили, что вы в прямом смысле такой подневольный человек, то что вас поставили перед фактом и увезли. А, вообще, много таких было?
А.Ф.: Мы не подневольные. Мы выполняли боевую задачу, поставленную перед нами. Мы офицеры и солдаты, которых переодели в военную форму и поставили боевую задачу решения вопроса. Я один не был добровольцем, я ехал туда как военный человек, выполнять задание партии правительства Советского Союза.
В.И.: Ещё такой вопрос. А не подсчитывали во сколько в среднем ветеранам ликвидации последствий на Чернобыльской АЭС обходится лечение. Вот сегодня, сейчас?
А.Ф.: Ну понимаете, ну что это за подсчёты. Конечно, мы не занимаемся такой статистикой. Этого нам ещё не хватало. Нам хватает и без этого работы. Дело в том, что вы сами понимаете, что сейчас все дорогущие лекарства они нам просто-напросто не под силу. Понимаете, те лекарства, которые дают бесплатно они никакого действия не имеют, такого эффекта, понимаете? Волей не волей приходится либо самим покупать и выходить из ситуации, если ты хочешь выжить, чтобы было нормально. Но в Ростовской области нам просто повезло, потому что одна единственная Ростовская область во всей Российской Федерации имеет четыре реабилитационных центра. У нас приоритетное обслуживание. У нас есть специальный приказ министра, о том, как к чернобыльцам относятся. У нас есть свои больницы, есть свои обслуживающие центры. Есть отдел, который специально занимается и помогает нам делать высоко технологические операции. Вот мы работаем с министерством здравоохранения в тесном контакте, который возглавляет министр Быковска. И поэтому нам, как никому. Может быть, потому что нас очень много, на территории Ростовской области или может быть это от руководства Администрации области все зависит, что отношение совершенно другое. В других городах и наших республиках, краях, когда я бываю там, в Москве или выступаю на съезде, выступаю на президиуме на центральном совете, то люди просто говорят, что вот у нас невозможно так сделать, как у вас в Ростовской области. Нам просто повезло. Может быть меня как руководителя уважают, много факторов таких, которые могут повлиять. Все может быть. Нам в этом отношении повезло как никому другим чернобыльцам во всех других областях, краях, республиках нашей России.
В.И.: Вот видите, говорите повезло, а всё равно есть над чем работать.
А.Ф.: Все равно, вот такое отношение Министерства здравоохранения к нашим чернобыльцам Ростовской области, и то мы ощущаем на себе очень большую недостачу в лекарствах, в обеспечении и тому подобное. Несмотря на то что к нам приоритетное отношение при решении всех вопросов. Но нас много, понимаете. В Москве и Московской области там 16 тысяч человек всего. В Краснодаре 12 тысяч человек, а в Ростовской области, можете представить себе, она ничем не отличается, 24−30 тысяч таких людей. Понимаете, почему, нас много. Вот нам трудно что. А в других краях, областях там по 380 человек, в Мордовской, Ивановской 505 человек, в Тульской — 680 человек и тому подобное. Понимаете, вот сама проблема такая. Страна приходит и очень тяжело руководить одной огромной организацией «Союз Чернобыльцев».
В.И.: А вот на что жалуются соседи, вы же обсуждаете с ними.
А.Ф.: Какие соседи вы имеете в виду.
В.И.: Ну из соседних регионов
А.Ф.: Все проблемы везде одинаковы. Ну абсолютно одинаковы, только я говорю, может им попроще, их меньше намного и вообще руководство, мы же нерегиональные льготники. Понимаете, мы нерегиональные, мы федеральные льготники. На местах они не так должны отвечать. Сейчас бремя ответственности и обязанности, перед нами лежит там в Москве, мы федеральные льготники. Вот что самое страшное дело. Региональные, могли бы и не обращать на нас внимания, у них своих проблем хватает. У них пенсионеры и тому подобное. Но надо же они на местах не отказываются от нас, что самое главное. Ведь в принципе они посылали нас. Местные власти посылали нас, поэтому они каким-то образом перед нами обязаны, они об этом признают, они говорят об этом открыто. Но финансирование не позволяет налево и направо кидать, и помогать в полном объёме, то что нам нужно чернобыльцам, которые живут в отдельных регионах.
В.И.: Вот смотрите, вы обозначили финансовые проблемы, вот сегодня был открыт мемориал. Какие задачи ставите ещё перед собой на будущее? У нас осталось буквально три с половиной минуты в эфире.
А.Ф.: Ну мы хотим, это давняя наша мечта — это сделать музей чернобыльской славы. Там же где у нас поставлен такой мемориал красивый и конечно теперь нужно сделать музей. Потому что дилетант- человек, подошедший к этому мемориальному комплексу и прочитав на стендовой стене, что это Чернобыль. Сколько их человек, из каких областей послали, из каких районов — он будет знать. Когда мы не знали, люди проходили и говорили, а кому этот памятник. Мы говорили — да это чернобыльцам. А когда будет стендовая стена, люди видят, что там написано, люди уже не говорят, они с таким воодушевлением ходят и уже свадьбы подъезжают и начинают фотографироваться. Представляете, какая красота и нам на душе такой бальзам. Хотим сделать конечно чернобыльский музей. Вот туда реквизиты все свои, у кого что осталось — там эти брелоки и ручки, и АКДК, и форма, и противогазы. У нас такой народ, что ничего не боятся оттуда привозить. Такая у нас мечта есть.
В.И.: А сроки возможные уже называются?
А.Ф.: Ну опять будем снимать шапку, собирать деньги, а потом будем потихоньку делать.
В.И.: А по месту тоже не определялись пока?
А.Ф.: Нет. Пока не определялись.
В.И.: Но получается у вас экспонатов много, а они не опасны экспонаты?
А.Ф.: Нет не опасны. Каждая, порядка 300 промилле, немножко есть, фонит, но это ничего страшного. У нас сейчас привезли гранит с Урала, положили на площадку, укрыли вокруг пьедестала — он тоже фонит. Что же теперь бегать шарахаться, поэтому ничего страшного.
В.И.: Спасибо что побеседовали с нами. Я же напоминаю, что с нами на прямой связи был Александр Филиппенко, председатель «Союза Чернобыль» Ростове-на-Дону. Также чуть ранее мы беседовали с Николаем Егоровым, ликвидатором последствий на Чернобыльской АЭС. В целом сегодня мы обсуждали тридцатилетний, сказать, не сказать — юбилей. Тридцать лет с момента аварии на Чернобыльской АЭС.
У микрофона была Валентина Ивакина и эта была программа «Угол зрения». Ищите нас в интернете по адресу salt.zone.
Услышимся!
При поддержке Европейского Союза
